Геннадий Петрович в 1971 году окончил филологический факультет Кемеровского государственного пединститута (учился на одном курсе с Михаилом Юрьевичем Лучниковым), работал учителем, затем директором Шушталепской школы, секретарём горкома комсомола, вёл краеведческий сайт «Калтан – Осинники 21 века», автор историко-краеведческих статей и очерков, публиковался в городской газете «Калтанский вестник». Согласие на публикацию очерка Г. Казанина получено от его дочери Татьяны Геннадьевны Тутаевой (г. Калтан).
ГЕННАДИЙ КАЗАНИН
«ЧАС УЧЕНИЧЕСТВА – ОН В ЖИЗНИ КАЖДОЙ…»
Из очерка «И отделил свет от тьмы» (цикл «Дар памяти»)
kazinНа следующий год мы с Колей вместе пошли в школу. Пришла в первый класс деревенская детвора – как на подбор. В одёжках, перешитых из старья. С холщёвыми сумками через плечо. Точно с такими же ходили нищие по селу. Правда, там кроме кусочка хлеба, были ещё новенькие буквари, чистые тетрадки и чернильницы непроливашки, а в придачу к ним – бумага промокашка, сшитые из тряпочек перочистки и ручки с пером «Звёздочка». Такое перо позволяло выработать настоящий каллиграфический почерк – с буквами по горизонтали утончённые, по вертикали – утолщённые, с красивыми ровными переходами от толстых к тонким.
В общем, мы были похожи друг на друга ценою наших одежд, никто не мог кичиться материальным благополучием. Отличались только аккуратностью или неряшливостью. И, конечно, прилежанием. Учителя перед уроками проверяли наши головы, некоторых ребят выпроваживали выводить вшей. Вши, педикулёз – болезнь, приходившая от нищеты, голода, от грязных земляных полов. Над вшивыми никто не насмехался, потому что в неблагополучное послевоенное время каждый мог попасть в эту категорию. Конечно, вшивость, как мы понимали, отчасти была ещё и признаком нечистоплотности.
Мне сразу запомнился белобрысый мальчик-немец – Костя Беккер. Невысокого роста, чистенький, аккуратный, спокойный, даже в конфликтах не проявлявший никакой агрессии или злобы. Мы быстро подружились. Улыбался он редко, всегда был сосредоточен и задумчив. Однажды пригласил меня к себе домой, и я увидел маленькую, ровно оштукатуренную, чисто побеленную избу. Такой аккуратностью отличались в селе немногие, но немцы – обязательно. После этого стал уважать Костю ещё больше. Это была моя первая школьная дружба, которая тоже никогда не забудется.
До первого класса я не знал ни одной буквы. Начал учить азбуку с нуля. Меня удивило рождение живых слов и звуков из знаков, которые потом складываются в смысловой ряд, из слов – в предложения. В предложениях просматривались новые образы. Какие-то свои образы, непохожие ни на что. Взял в школьной библиотеке первую книжку. Это было стихотворение Якова Акима «Неумейка». Принёс домой, но дома меня ждало досадное испытание. Отец, просмотрев книжку с картинками, приказал выучить всю наизусть.
Лежали с младшим братом на печи и настойчиво зубрили «Позор Неумейке – обидных два слова ...». Мои попытки отказаться от задания пресекались безоговорочно.
- Пока не выучишь, никуда не пойдёшь, – строго сказал отец.
Пришлось учить – от начала и до конца. Потом рассказывать наизусть.
Однако это не охладило мою страсть к чтению. К Новому году я уже смело брал в библиотеке любые книги. Сначала – с картинками, а потом и без картинок. Некоторые буквы ещё не знал, но угадывал их, исходя из стоящих рядом с ними по смыслу.
В первом классе показал уже свою ершистость, или, лучше сказать – вредность. Решился оспорить учительницу. Когда мы дошли до изучения буквы «й». Учительница дала задание – написать в тетради по чистописанию строчку с прописной буквой «й». Все приступили к выполнению задания, а я спросил:
- Мария Васильевна, а как заглавная буква пишется?
- Такой заглавной буквы не бывает, – ответила учительница.
- Такая буква бывает, – возразил я. – Только что читал книгу «Йоналис идёт в школу».
- Гена, не спорь, – сказала она. – Такой буквы не бывает.
Я не мог настаивать – учитель есть учитель. Не перестал уважать свою Марью Васильевну, но впервые остался при своём мнении. В тот раз навсегда усвоил урок: не всегда прав тот, кто умнее меня. Только привычка спорить с учителями и начальством по существенным вопросам так и сохранилась у меня на всю жизнь. Иногда им это не нравилось, и могло повлиять на мою карьеру. Но тут уж ничего не поделаешь – такая натура сложилась. Откуда – сам не пойму до сих пор. Может, от своего рода...
***
Первая наша учительница Раиса Васильевна Хрусталёва, маленькая, худенькая, чернявая, с волосами, прибранными красивым венчиком вокруг маленькой головки, жена заведующего районного вет. участка, относилась к нам по-матерински, и мы это чувствовали. Зато и наказывала сурово за любое непослушание или баловство. Приговор всегда был жёстким и обжалованию не подлежал. Стояние на коленях за печкой на голом полу было обычным наказанием. Круглая кирпичная печь, обитая чёрной крашеной жестью, в самом углу класса на небольшом расстоянии от стены, всегда ждала очередного провинившегося баловника. Около неё было тепло и уютно. И стояние приносило, скорее всего, не физическое, а моральное страдание. Главным болезненным ощущением было – изоляция от коллектива и сам факт порицания. Физическое – забывается, моральное – беспощадными колючими когтями впивается в сознание, иногда изменяя его до неузнаваемости.
Мои ученики Шушталепской школы помнят, как во время полевых работ в Фёдоровке для озорников и неслухов я угрожал отстранением от работы. Только несведущий удивится: «Ну и что? От работы освободили. ...Это же поощрение». ...Не скажите. ...При угрозе освобождения от работы некоторые озорники даже плакали. Поэтому из жалости я почти не применял такого наказания. Только один раз изгнал с поля троих учеников среднего звена. То был особый неприятный случай, который запомнился им на всю жизнь. По крайней мере, так, спустя много лет, признался мне один из наказанных. Моральное страдание намного сильнее, чем физическое, хотя на первый взгляд кажется относительно щадящим.
Весной, перед окончанием первого класса, Раиса Васильевна привела нас к клумбам у школьного крыльца и сказала:
- Мы с девочками будем готовить землю, а мальчики пойдут на берег реки за прутьями. Прутьями украсим нашу клумбу.
Мальчики охотно пошли выполнять поручение, но по пути заигрались. Играли в партизан, в разведчиков, устраивали засады, атаки. Из первых школьных товарищей мне навсегда запомнился Коля Пономарёв. Он был весёлым пацаном, с хорошим чувством юмора, подвижный. Высокого роста и потому немного неуклюжий, всегда придумывал что-нибудь необычное, какие-нибудь новые игры и т.д. Он придумал играть в партизан.
Потом мы заблудились в густых зарослях прибрежной зелёнки. Время летело, а про задание все забыли. Когда спохватились и наспех наломали талины, времени прошло уже много. На подходе увидели – клумба готова и обставлена прутиками, а девочки заканчивали равнять землю. На нас никто не обращал внимания. Мы поняли – провинились. ...Заслужили наказание. Я повернулся к своим спутникам и тихо предложил:
- Пошли.
Все понуро вслед за мной побрели в класс. Я встал в угол первым, за мной Коля Пономарёв, а дальше выстроились кривым десятком за печь все другие – Костя Беккер, Володя Макарьев. ...Молчали. Ждали. Со стыдом и страхом ждали.
Вдруг распахнулась дверь, в ней шумно толпились девчонки и учительница. Увидев нас, стоящих в углу, разразились дружным хохотом – сами себя наказали. ...Но Раиса Васильевна вдруг посерьёзнела и строго сказала в сторону девчонок:
- Проходите, садитесь!
Сама молча прошла к учительскому столу. Когда девчонки расселись и успокоились, она повернулась в нашу сторону:
- Ну вот. Сами поняли, что виноваты. Выходите уж! Да больше так не делайте!
Это было очередным уроком. Человек всегда должен отвечать за свои поступки, выше всего – суд совести и сознание вины. И это стало безусловным законом для меня навсегда, и всегда помогало в личной жизни и в многолетней педагогической работе.
***
К сожалению, Раиса Васильевна нас вскоре оставила. Напоследок мы получили ещё один урок с её участием. Однажды она не пришла на работу. У неё умерла шестилетняя дочь. Через несколько дней появилась в чёрном платье – тихая, печальная, сгорбленная, совсем нестрогая. Мы встретили её молча, сочувственно затаившись. Переживали горе вместе с ней. Такое возможно только в деревенской школе, где все всех знают и где умеют сочувствовать.
В самом начале урока она встала, произнесла несколько слов, и вдруг, закрыв лицо ладонями, выбежала из класса. Больше Раиса Васильевна к нам не вернулась. От взрослых узнали, что при виде детей она вспоминала свою умершую дочь. Начинала рыдать и теряла сознание.
Памятным стало мгновение сочувствия, сопереживания. Чувства искренние и объединяющие всех людей на белом свете. Наши люди умеют чувствовать боль других людей! Это и есть настоящая человечность. В каждом теле, каким бы невзрачным оно ни было, есть душа. Нет души только у лютых зверей и у людей переродившихся – тварей нечистых.
***
Мария Васильевна Бердюгина, полненькая румяная девчонка, заменила на учительском посту строгую Раису Васильевну, и жизнь класса вошла в обычное русло. Новая учительница окончила Московский университет. Много и красочно рассказывала нам об этом. И мы вместе с нею полюбили и Москву, и университет.
Однажды вместо неё в класс пришла другая учительница, которая сказала, что сегодня у Марии Васильевны свадьба. Она выходит замуж за учителя физкультуры Виктора Семёновича Бердюгина. В полдень к крыльцу школы подкатила кошёвка с тройкой лошадей, разукрашенных разноцветными лентами и звонкими бубенцами. Все учителя и ученики выбежали на большое школьное крыльцо во главе с директором Сучковым Владимиром Васильевичем. Поздравляли нашу молодую учительницу и её жениха. Она – смущённая, раскрасневшаяся – принимала поздравления и весело смеялась. К нашему классу подошла, обняла каждого по отдельности. А мы тоже радовались, хотя в принципе ещё не могли понимать, что такое свадьба и замужество, какой может быть праздник из-за этого. Радовались, потому что радовались все. Это было общее, новое для нас, захватывающее чувство – общая радость.
Могу с удовольствием добавить, что супруги прожили долгую счастливую жизнь, дожили до внуков и правнуков. На днях узнал, что наша учительница Мария Васильевна ещё жива и здорова, несмотря на свой преклонный возраст. Дай ей Бог многие лета!
Однажды после уроков Мария Васильевна открыла довольно потрёпанную книжку и начала читать. Это была повесть «По ту сторону». Название запомнил, авторство установил уже позднее. Книга была о детях, вывезенных фашистами в Германию. О страданиях и мужестве малолетних узников.
Мария Васильевна сказала как-то задумчиво и печально:
- Они были дети, такие же, как вы.
Мы замерли от глубоко переживаемого ощущения общей сопричастности к судьбам героев. И каждый день ждали конца уроков, чтобы услышать продолжение повести. Все чувствовали себя участниками тех событий. Иногда в самых трогательных эпизодах учительница задерживала дыхание, ловя неожиданно покатившуюся слезу. Девчонки плакали, мальчишки терпели, но тоже глубоко переживали.
Это была совместная работа детских душ, которая воспитывала новые чувства, учила видеть зло и добро, жестокость и милосердие. В этом классе с нами учились дети немцев, высланных из Поволжья. Они вместе с нами переживали. А мы ещё тогда научились отличать наших порядочных и работящих немцев от фашистов. Впоследствии поняли, что русские фашисты не намного отличаются от немецких своей оголтелой ненавистью к человечеству.
Мария Васильевна нас не наказывала, хотя иногда в её голосе звучали строгие нотки. И этого было достаточно, чтобы добиться полного послушания. Ведь уроки за печкой нам тоже запомнились.
Ещё нам нравилось выходить всем классом за пределы школы. Уже на следующую осень сначала мы многоголовой тучей рассыпались по конопляному полю на берегу Каменки. Ломали грубые стебли, складывали в большие снопы. Попутно досыта наедались зёрнами. Но главное знали, что из стеблей потом будут вить канаты, верёвки – нужные в крестьянстве вещи. И не только в крестьянстве. А потом выходили с учительницей на гору над школой собирать колоски. И всегда наши выходы на работу сопровождались какой-нибудь важной информацией, которая запоминалась на всю жизнь. Идём по полю, собираем. Гомон, шум. Каждый хочет похвалиться, как много насобирал. А Мария Васильевна с улыбкой рассказывает:
- Ребята, каждый колосок – кусочек булочки хлебца. Чем больше соберём, тем больше у нас хлеба будет. А хлеб – всему голова.
Знали бы вы, как впились в наше сознание эти слова. ...Поэтому в нашем поколении, познавшем послевоенную нужду, собиравшем драгоценные колоски, никто не выбрасывал хлеб, как бы изобильно его ни было. Крошки со стола аккуратно собирали и съедали. Учительские слова помним навсегда, потому что они соотносились с нашей общей небогатой жизнью.
Мы любили своих первых учителей. Они покоряли нас силой правдивых знаний и своей огромной бескорыстной любовью к нам.
***
Когда-то, уже работая старшим воспитателем в спец. училище, впервые переступил порог Шушталепской школы. Пришёл узнать об успехах своего сына второклассника Олега. В классе меня встретила пожилая женщина с пышными седыми волосами. Вся добрая и мягкая. Она коротко похвалила сына за старательность и дисциплинированность. О себе сказала, что на пенсии, и лишь временно заменяет учителя. Попросила присесть, побыть на уроке.
Разговаривая со мной, не глядя в мою сторону, с большой белой расчёской переходила от одного ребёнка к другому – старательно, аккуратно и как-то по-домашнему, по-матерински ласково и осторожно расчёсывала их непокорные чёлки. Выглядело всё несколько умильно, но чувствовал – искренне.
Во всём виделась учительская любовь, которую я узнал ещё в алтайской школе в первые годы своей учёбы. Любовь, близкая к родительской. Через много лет стал работать в этой школе с богатейшей историей, девять лет был директором, потом вёл школьный музей. Долго и, к сожалению, безуспешно пытался что-нибудь узнать об этой учительнице. Говорили мне обычно: «У нас таких учителей много было».
И, слава Богу, что много! Сейчас, читая в социальных сетях отзывы об этих учителях бывших учеников Шушталепской школы из разных поколений и эпох, начиная с довоенных, думаю: «Вот он – дух школы, незабываемый десятки лет. На том и держится настоящая школа».
Кстати, недавно посмотрел художественный фильм «Чучело». Меня – как ледяной водой окатило. Там была совсем другая школа. Хотя и в нашей стране. Неужели такое бывает?! У нас такого не могло случиться ни-ко-гда. Говорю так не только потому, что отдал этой школе вторую половину своей жизни.
Есть другой фильм, который покорил весь мир чистотой человеческих отношений – «Доживём до понедельника». Именно в нём наша школа показана. Не без щербинок, но чистая в основах отношений между учителями и учениками, где учитель – не начальник, не деспот, а товарищ, живущий одной жизнью с коллективом. Старший товарищ, самый уважаемый и ответственный за всё.
***
В Малышевом логу была несколько другая школа. Хотя, вспоминая лучших своих учителей, тоже благодарен им всю жизнь за их замечательные уроки, за преданность профессии.
В начальных классах Суханова Евдокия Фёдоровна учила нас не только азам грамоты, но многим домашним навыкам – пришивать пуговицы, штопать рваную одежду и даже вышивать. Смешно теперь вспоминать, когда весь класс, мальчишки и девчонки, приносил из дому пяльцы, и мы учились вышивать на лоскутах белой материи разнообразные фантастические цветы, котиков и других животных и птиц.
Интересно, что рукоделию меня учили только в школе. Дома и в дальнейшей жизни обходился навыками, приобретёнными здесь, вместе с моими одноклассниками.
Евдокия Фёдоровна всю жизнь работала учителем начальных классов. Она жила в посёлке Шушталеп, и мы часто встречались с нею, когда я уже работал в спец. училище и директором Шушталепской школы. Каждый раз при встрече интересовалась моими успехами. Вникала в мои проблемы, подбадривала. Святая роль истинного учителя – тёплым вниманием сопровождать своих питомцев в их дальнейшей жизни.
Перешли в 5 класс, в новенькую школу № 29.Наш классный руководитель и учитель биологии и химии Петрова Лидия Ивановна научила понимать многие законы и секреты природы. Вместе с ней работали на пришкольном участке, учились азам огородничества. Она водила нас на экскурсию в лес. Рассказывала о растениях, об их взаимоотношениях в зелёном мире.
Уроки математики вела Мытаренко Клавдия Александровна, насмешница, шутница, под строгим взглядом которой испуганно замирали даже пирамиды и параллелепипеды, а циркуль всегда лежал в полной неподвижности, пока она не брала его в руки.
Трудные темы по математике объясняла просто и понятно. Давала самостоятельные задания. Сама тихо переходила, заглядывая в наши тетрадки. Останавливалась около того, кто затруднялся с работой. Иногда громко вслух приговаривала с улыбкой:
- Тяжела ж ты, шапка Мономаха... – И через паузу – когда под ней ...пустая голова.
Ещё легонько постучит по макушке пальчиком. Объясняла снова. Уже серьёзно, без тени улыбки.
Учитель труда, Иван Фёдорович Лютин, в отличие от отца, не махнул рукой на мою неспособность к столярному ремеслу, научил-таки изготавливать табуретки. Он многие годы отдал школе № 29. Это был крепкий человек, мощный физически от природы, строгий и добрый. А лучше сказать – мудрый. Мудрый от фронта, от пережитого и передуманного за долгую нелёгкую жизнь. Вёл уроки труда, замещал отсутствующих учителей, а потом взвалил на себя всё хозяйство школы с котельной и, как всегда неблагополучной, системой отопления.
Однажды раздобыл где-то полуразвалившуюся полуторку, отремонтировал её, и она стала незаменимым помощником в транспортировке разных грузов. Сам же и был шофёром и автослесарем. Помню, в конце 80-х годов полуторка служила иногда городскому отделу образования. Например, на сборы 1989 года на ней со всего города Осинники свозили спальные принадлежности. В лихие 90-е прибрали нашу полуторку какие-то умелые ребята.
Иван Фёдорович давно на пенсии. Всё такой же подвижный, сильный, неугомонный. Самый бодрый из ветеранов Великой Отечественной. Несмотря на преклонный возраст, охотно принимает участие во многих городских мероприятиях. Подружились мы с ним навсегда. Теперь оба пенсионеры и ветераны педагогического труда. Справляюсь о здоровье.
- Нормально, – говорит, – только ноги стали побаливать.
У старого фронтовика продолжаю учиться до сих пор и я – жить достойно и работать, не покладая рук.
К началу пятого класса я перечитал столько книг, сколько не прочитал никто из моих сверстников. Ещё на Алтае под моим натиском пали школьная и колхозная библиотеки, а потом и районная почти поддалась моим ненасытным читательским потребностям. От сборников сказок народов мира, эпических сказаний перешёл к более серьёзной литературе. После первого класса с интересом «проглотил» роман Юрия Яна «Чингисхан».
С первых шагов на всю жизнь полюбил исторические произведения. Средневековая грузинская история пришла ко мне из многотомного романа Анны Антоновской «Великий моурави» о великом грузинском государственном деятеле и полководце Георгии Саакадзе. История европейских стран была прочитана также в произведениях Вальтера Скотта, Стендаля, Гюго.
Перечитал всего Жюля Верна, почти всего Марка Твена и ещё много чего.
Когда мы приехали в Малышев Лог, первое время жили у брата моей мамы. Я учился тогда во 2-м классе в школе № 22. Однажды увидел, как мамин брат, дядя Петя, с супругой прятали от меня на шифоньере какую-то книгу, и, конечно, прочитал её, когда никого не было дома. Это была книга Джованни Боккаччо, сборник эротических новелл «Декамерон». Так что моё половое воспитание началось с одной из самых целомудренных книг в мировой эротической классике.
klimenkoКакой педагог и филолог получился бы из меня без любимого учителя литературы Анны Николаевны Клименко? Она была особенным человеком, могла управлять настроением класса одной только мимикой. Зашумели... Нахмурилась – тишина. Улыбнулась – все расцвели в улыбках. Живой камертон. У неё на уроках нельзя было побездельничать. Всегда увлекала каким-то новым интересным вопросом, упражнением, рассказом. Легко завораживала глубоким обаянием своей неординарной личности. Выразительная, эмоциональная, немного ироничная на уроке, на перемене – всегда уравновешенная и спокойная. До сих пор, когда встречаю среди своих коллег таких учителей, замираю перед ними, как перед богинями или волшебницами.
По-настоящему любить литературу, разбираться в ней научила меня она – наша Аннушка. Тема, идея, сюжет, композиция. ...Умение видеть главное, читать между строк, ощущать красоту родной речи. Хотя я окончил филфак, мне мало что пришлось прибавить к её изначальным урокам. Позднее мне нужно было прочитать много ранее недоступного для меня, и везде меня сопровождал взгляд моей неизменно любимой учительницы. Я потом легко понял светлое величие современных русских классиков, не известных нам ранее, – Михаила Булгакова, Андрея Платонова, Виктора Астафьева, Валентина Распутина, Бориса Пастернака, Анны Ахматовой, Марины Цветаевой и многих других, кто нёс свет правды и добра не только русскому народу, но, как всегда, всем народам мира. Русский дух и русская земля будут стоять дотоле, покуда народы Земли по своей простоте и неграмотности не позабудут их творения, этого величайшего достояния всего человечества. Надеюсь – не забудут.
В последний раз встретил её года три назад в сопровождении дочери Нины на базарной площади. Поклонился, поздоровался. Дочь громко сказала ей почти на ухо:
- Мама, Гена Казанин с тобой поздоровался. – И, повернувшись ко мне, тихо проговорила, – Мама почти не видит. И слышит плохо.
Анна Николаевна постарела, похудела. Взяла меня за руку, улыбнулась:
- Помню, помню. Умненький был. ...Умненький ...
Не забыла, значит. ...Знаю, настоящие учителя всегда помнят своих учеников. Вечная ей память. Надеюсь, что на своих собственных уроках я смог хоть в малой степени продолжить её. Помнит же моя ученица Вера Полянская, что я предрёк ей стать поэтессой. И ведь стала же. Хорошей поэтессой.
У Анны Николаевны мне тоже удавалось быть на хорошем счету. Читал стихи на школьных вечерах, переводил стихи Тараса Шевченко, за что был награждён на поселковом торжественном собрании, посвящённом его юбилею. А «Войну и Мир» Льва Толстого прочитал в 5 классе досрочно тоже благодаря ей.
Ни библиотекари, ни учителя не делали мне никаких ограничений в чтении. В дверях в комнату, где был основной фонд, стоял рабочий стол библиотекаря с картотекой. Ученики толпились у этого стола, выбирали самые читаемые книги, которые она выкладывала. Меня обычно допускали до всего библиотечного фонда. Я каждую перемену ходил между полками, перебирая и перелистывая книги. Не каждый мог заслужить такое доверие.
Однажды в библиотеку привезли новые книги. Среди них нашёл роман «Война и Мир» в новеньких красных переплётах. Перелистал, почитал отрывки. Оказалось, роман исторический, да ещё и военный. Принёс к столу все тома, нерешительно обратился к библиотекарю:
- Можно взять «Войну и Мир»?
Библиотекарь Екатерина Васильевна, пожилая женщина, интеллигентная и добрая, отмахнулась:
- Нет, нет, нет. Тебе рано такое читать. Это для десятого класса.
И как я ни просил, библиотекарь была непреклонна.
- Не дам, и не проси.
А если я у Анны Николаевны спрошу? – не отставал я.
- Хоть кого спрашивай, не дам.
И я решил подойти к Анне Николаевне.
- Анна Николаевна, почему мне Екатерина Васильевна «Войну и Мир» не даёт? – сказал я. Практически пожаловался.
- И что ты там поймёшь? – ответила она вопросом на вопрос.
- Пойму. Обещаю рассказать, когда прочитаю.
Учительница с сомнением посмотрела на меня, пошла в библиотеку. Она-то знала о моём пристрастии к чтению. Я последовал за ней.
- Через головы ребят сказала библиотекарю:
- Дайте уж ему «Войну и Мир».
С большим неудовольствием Екатерина Васильевна всё-таки дала мне четырёхтомник.
Читал я быстро, и примерно через неделю осилил весь роман. Особенно внимательно старался вникнуть в смысл философских глав. Готовился отчитаться о прочитанном перед Анной Николаевной. Достаточно чётко осмыслив размышления Льва Толстого о закономерностях в возникновении и развитии крупнейших исторических событий, я решился дать отчёт.
Выбрал время, когда Анна Николаевна будет не очень занята. Она стояла на первом этаже напротив столовой с красной повязкой дежурного учителя на рукаве.
- Анна Николаевна, я прочитал роман «Война и Мир». Хочу рассказать о нём.
- Ну...
Она, недоверчиво прищурившись, приготовилась слушать.
- Лев Николаевич в романе пытается ответить на вопрос – какая сила управляет всем, – начал я свой рассказ. Но Анна Николаевна вдруг прервала меня:
- Ой, ой, ой. Уйди, уйди, уйди, – и замахала руками.
Она изобразила такой искренний испуг, что я замолчал и в недоумении пошёл прочь, потому что быть назойливым – неприемлемо для мужчины. И всё-таки был доволен собой, что мог так удивить учителя своим «глубоким пониманием» главной линии поисков великого писателя. Не смотрите, мол, что я пятиклассник.
Так вот мы с вами, к сожалению, часто считаем детей несмышлёными, не способными освоить знания, которые им «не полагается» иметь, или те, которые могут быть им не по силам. Жалуемся на объёмы и сложности школьных программ. Не надо забывать, что наполнение нашего мозга наиболее эффективно в раннем детском возрасте. Максимально не нагружая ребёнка умственным трудом, мы рискуем оставить его в середняках на всю жизнь. На своём жизненном пути он никогда не добьётся никаких существенных результатов.
Чтение же художественной литературы служит развитию умственных способностей человека, формированию идеалов, укреплению нравственных основ его личности. По крайней мере, человек, который много читал, никогда не опустится на дно жизни, а если такое вдруг случится, всегда сможет выбраться из захватившей его трясины. Все мои друзья в детстве увлекались чтением. И все прожили достойную жизнь. Напомню слова великого читателя, писателя, неисправимого мечтателя Максима Горького: «Цель литературы – помогать человеку понимать самого себя, поднять его веру в себя и развить в нём стремление к истине, бороться с пошлостью в людях, уметь найти хорошее в них, возбуждать в их душах стыд, гнев, мужество, делать всё для того, чтобы люди стали благородно сильными и могли одухотворить свою жизнь святым духом красоты…»
Надеюсь, мне не изменяет память, и я смогу процитировать слова Карла Маркса, которые много лет красовались на первом этаже в школе № 29 посёлка Малышев Лог. «В науке нет широкой столбовой дороги. И только тот достигнет сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по её каменистым тропам».
Какие красивые и гениальные дети растут у нас! Не видит этого лишь слепой. Подвижные, любопытные, искромётно сообразительные. Всегда восторгаюсь ими. Как люблю их! Прямо до слёз люблю. От нас зависит – оставить их гениальными открывателями или затормозить развитие сознания, опустить до уровня своих далеко неполноценных познаний или вообще до самого низкого утилитарного мышления. Спаси, Господи, детей наших от нас, от нашего недомыслия, неразумия, неумения, нерадения! От равнодушия и нелюбви сохрани их!
А наши внуки – просветлённые и пытливые, настоящие дети индиго. За ними новые научные открытия. Они легко преодолеют далёкие пространства, открыв новые законы гравитации. На их пути открытие новых миров. Они найдут новые виды энергии, которые нам ещё неизвестны. Эта энергия будет почти бесплатна, легкодоступна каждому в любом месте земного шара. Информационные технологии будут усовершенствованы до такой степени, что нам они будут видеться невероятными. Уже сегодня готовится новый прорыв в этой сфере на основе использования биохимических технологий. Наши потомки коренным образом изменят лицо человеческой цивилизации. Хватило бы у них разума преодолеть вражду и противостояние.
У них прекрасные учителя, сохраняющие лучшие традиции. Таких вы не найдёте больше нигде, хоть всю землю обойдите. Какие были у нас с вами.
***
Много замечательных учителей у меня было и в вечерней школе, где пришлось учиться после восьмого класса. Правда, здесь была особая рабочая атмосфера, под стать моим одноклассникам, в основном горнякам шахты «Шушталепская» – мастерам, бригадирам, рядовым рабочим. В нашем классе учился Герой Социалистического труда Пустовалов Иван Фёдорович, простой в общении, добрый и порядочный мужик. Такую школу вы помните по фильму «Большая перемена». В одном классе учились семьями. Рядом сидели шестнадцатилетние, как я, и сорокалетние с проплешинами на головах, каких было большинство. И там по молодости не забалуешь – вмиг старички-работяги одёрнут.
Люди взрослые, познавшие жизнь, они затевали на уроках жаркие споры на разные философские, исторические, литературные темы. Говорили всё и обо всём без умолчаний, без зигзагов, и много крамольного. Не боялись доносов, потому что доверяли друг другу. На уроках литературы часто выступал со своими докладами и ответами Евгений Волков, лучший знаток литературы и особенно творчества Пушкина. Учителя нас не останавливали. Спорили на равных. За два года я не только стал взрослее физически, но приобрёл так пригодившиеся мне в будущем самостоятельность мышления, способность поиска и достижения результата.
Ведь мы всегда на пути к познанию мира. Человек от одноклеточного биологического объекта до самого себя прошёл путь эволюции в сотни миллионов лет, чтобы познать нравственные законы. Теперь нет выбора у него кроме как – следовать этим законам, либо нарушить их и низвергнуть себя в геенну огненную. Это мой выбор и твой выбор. И волей-неволей придётся выбирать между светом и тьмой.
«Класс ученичества... Он в сердце каждом...» В твоём и моём сердце. Он незабываем и велик. От него пошли мы все – рабочие, крестьяне и так называемая трудовая интеллигенция. Весь трудовой люд. Простоватый, обыденный на первый взгляд. И героический.
Многих моих учителей уже давно нет на свете. Даже многие мои одноклассники и друзья оставили этот мир. Однако вместе с родичами они всегда стоят около меня, заглядывают через плечо: всё ли так сказал? Не соврал ли? Не покривил ли душой? Отвечаю: Не соврал. Не покривил. Вы же рядом были – мой народный контроль. Разве только не очень красиво говорил. Уж за то простите меня, если сможете.
А ещё простите за то, что знаю о жизни много, а понимаю пока мало. Особенно в последнее смутное время. Современный мир погряз во лжи. И трудно разобраться – где правда, а где ложь, которую за правду выдают. Не пойму, почему есть на свете чёрные бессовестные люди. Разве у них были другие учителя? Может, у них другие родители? Что-то неправильное было в их жизни? Почему, почему, почему? Не пойму. ...Но надеюсь понять. А если не понять – то как жить?
Все прекрасно знают, что представляет собою чёрное, а что – белое, что такое добро и что такое зло. И отдельными яркими точками высвечивается наша народная правда. Там, где люди рискуют и жертвуют всем, даже своей жизнью, единственным и неповторимым даром природы. И любят всей душой.
Работайте, братья! Служите, братья! С нами Бог, с нами народ. И мы – вместе! Если будет иначе – это наша общая бесславная гибель. Ведь мы же все поголовно дерзкие, или как говорил мой друг, раненый и контуженый участник локальных войн, Лёня Подвигин, «безбашенные мы». Иного нам не дано. Будем работать и служить. Дорожить прошлым и мечтать о прекрасном будущем.
15 февраля 2017 года г. Калтан
Вертилецкая Инга Геннадьевна зав. кафедрой гуманитарных и художественно-эстетических дисциплин КРИПКиПРО,
канд. пед. наук, доцент, председатель Кемеровского регионального отделения ООО «АССУЛ»